«Маска» Нури Бурнаша
Мы сидим друг против друга в известном литературному бомонду доме Аксенова. Пока нам несут кофе, я вспоминаю наше первое знакомство, которое состоялось в 1996 году в Министерстве внешнеэкономических с...
Мы сидим друг против друга в известном литературному бомонду доме Аксенова. Пока нам несут кофе, я вспоминаю наше первое знакомство, которое состоялось в 1996 году в Министерстве внешнеэкономических связей Татарстана. Тогда оно размещалось на третьем этаже теперь уже бывшего здания Кабинета Министров на Площади Свободы. С Искандером Абдуллиным мы оказались за соседними столами в группе советников министра. С тех пор, как МВЭС расформировали, много воды утекло, а мы лишь несколько раз встречались в литературных кругах. И вот мы сидим и разглядываем друг друга: как сложилась наша судьба, как изменилась наша внешность. Передо мной сидит зрелый и состоявшийся мужчина, член Российского союза писателей, глава большого семейства, отец четырёх дочерей (!), и мне не терпится задать ему первый вопрос…
– Я тебя знаю как Искандера Абдуллина, человека с очень звучным именем – Искандер, что означает победитель. Однако все твои книги подписаны псевдонимом Нури Бурнаш. У твоих поклонниц, наверное, возникает вопрос, как связан псевдоним с историей твоего рода: с одной стороны, по линии отца – бабушка Саре Нури, а с другой – по маминой линии династия Бурнашевых…
– В этом мире все, конечно, связано. Я бы хотел начать наш разговор с истории двух моих очень ярких, сильных семейных ветвей по отцу и матери. Если мы начнем с крымско-татарской ветви, то это будет, прежде всего, рассказ о трагедии всего крымско-татарского народа, который в мае 1944 года был объявлен врагом остальных народов Советского Союза и депортирован из Крыма. Тогда моя бабушка в 15-летнем возрасте оказалась оторванной от своих корней, и она чудом выжила во время этого «путешествия» на поезде в товарных вагонах. Известно очень много свидетельств того, в каких условиях были осуществлены эти депортации. Однако благодаря этому она стала гораздо сильнее внутренне, гораздо более упорной в достижении своих жизненных целей. Слава Всевышнему, этот состав с крымскими татарами был направлен в Поволжье.
Саре Нури вместе с моей прабабушкой Анифе Хабибуллаевной (Газиева Хәнифә Хәбибулла кызы) долгое время работала на тяжелом производстве Марийского Целлюлозно-Бумажного комбината (МАРБУМ комбинат) химиком-лаборантом в Волжске, куда они были высланы. И в то же время из-за этой трагедии случилось так, что моя бабушка Саре Нури встретила моего деда Кабира Абдулловича (родителя моего отца), и они поженились. Затем была долгая и непростая, трудная семейная жизнь, и в этой семье уже в Йошкар-Оле родился мой отец Рубин Абдуллин.
– Известно, что крымским татарам было запрещено жить в Казани и многие из них вынуждены были жить за Зеленодольском.
– Саре Нури приезжала в Казань нелегально, фактически как революционерка, которая находится в розыске. Ей, как дочери врага народа, было очень тяжело учиться. Фактически это была не жизнь, а самое настоящее выживание. Ее отца Нури Казинова расстреляли, неизвестно точно, когда это произошло. К сожалению, никаких документов не осталось. Все мои предки с этой стороны были связаны с виноградарством. Получается, что мой далекий предок, мой прапрадед (әнисе ягыннан бабасы) Гази Хабибулла , живший с 1864 года по 1929 гг., был сначала садовником, а затем дослужился до управляющего в имении графа Воронцова. Воронцовский дворец в Алупке и находящийся при Воронцовском дворце парк, ныне являющийся памятником садово-паркового искусства, – это плод труда в том числе моего предка. Это очень интересная линия. И в ней, конечно, много пробелов. Ушли свидетели, многие трагически ушли. Чья-то жизнь, к сожалению, была оборвана. Нет такой трагедии, в которой не брезжил бы лучик надежды и счастья. Действительно, закалка, через которую прошли сама Саре Нури и ее мама Анифе, сделала из них не только очень стойких, отважных, упорных людей, но и людей, которые способны ценить нежность и любовь.
– Получается не случайно, что, когда твой отец, ректор Казанской консерватории им. Жиганова дает интервью, он с особой теплотой вспоминает крымско-татарские напевы - хайтарму. В своих воспоминаниях он говорил, что, когда они покидали свою многострадальную родину, в руках у старшей были только Коран и росток цветка с комками земли.
– Пятнадцать минут на сборы. Я прочту стихотворение, которое, не удержавшись, написал к одной из годовщин со дня департации крымских татар. Обычно к трагическим датам я не спешу писать. В этом стихотворении, а оно достаточно компактно, изложена данная тема. Стихотворение называется «Хайтарма». (Нури Бурнаш читает стихотворение, от которого у меня наворачиваются слезы на глазах).
Рубин Абдуллин и Саре Нури
– Наша семья только в 2008 году, после того, как были обнародованы документы, узнала, что наш дед был разведчиком. А ваша бабушка любит делиться своими воспоминаниями о тех страшных годах, когда крымских татар объявили предателями?
– Она до сих пор вспоминает о вечере накануне депортации 16 мая. Саре Нури, хотя ей 15 лет, выглядела взрослой девушкой. Она пошла нтанцы и весь вечер с ней танцевал молодой лейтенант спецслужб (НКВД). Это был очень романтический вечер, после танцев он проводил ее до дома. Затем выясняется, что он знал о том, что на рассвете им дадут пятнадцать минут на сборы. Он знал. Но не счел возможным предупредить. В голове у людей не укладывалось: «за что?», «как?». Если мы ознакомимся с информацией Интернете, то этот вопрос, оказывается, до сих пор дискуссионный: за дело или не за дело депортировали крымских татар, был повод или его не было... Нужно начать с того, что на всех оккупированных территориях были случаи коллаборационизма (добровольное и умышленное сотрудничество с врагом). Никто никогда не собирается объявлять врагом человечества французов, потому что их страна была оккупирована немцами. Там были отдельные случаи мести. Однако чтобы целый народ оказался врагом – это абсурд. Нужна была крымско-татарская земля. Очень много версий, но ни одна из них не может на сто процентов быть принята без проверки. Я очень долго занимался поисками информации, нашел огромный список крымских татар – героев Советского Союза, например Ахмет-Хан Султан. Это знаменитый советский военный ас и лётчик-испытатель, дважды герой Советского Союза.
Саре Нури вместе с ним росла, оба они были родом из Алупки. Моя бабушка очень хорошо его помнит, между ними случилась детская влюбленность. До сих пор стоит тот дом, в котором жили мои предки. Когда в 2008 году мы поехали в Ялту (Алупка – это город на южном берегу Крыма, который входит в городской округ Ялта Республики Крым) с моей бабушкой, то нашли этот дом. Оказалось, что там проживает шесть или семь семей. Саре Нури твердо сказала: «Я на этот дом претендовать не буду, поскольку эти люди ни в чем не виноваты». Это знаково для моей бабушки – спокойно относиться к потерям и утратам, особенно если они не связаны с потерей человеческой жизни.
Дочери Искандера Абдуллина: Элина, Анна, София, Алиса
– Если не ошибаюсь, Саре Нури после учебы защитила кандидатскую диссертацию, а затем и докторскую.
– Мама отца – доктор экономических наук Саре Нури – продолжила путь своего отца Нури Вали Мамутказинова, который был учителем. ( В 1952 году она окончила Поволжский лесотехнический институт в городе Йошкар-Оле).
Она долгие годы – начиная с 1962 года в должности старшего преподавателя – преподавала и сегодня преподаёт в КФЭИ, который недавно вошел в состав КФУ. Стала профессором, доктором экономических наук.
Сейчас она из-за ситуации с коронавирусной инфекцией работает в дистанционном формате. Ее супруг Кабир Абдуллович Абдуллин был преподавателем электротехникума, фактически ее коллегой. Во время войны он работал механиком на военном аэродроме: у него было много знаний, а в то время был колоссальный дефицит таких специалистов.
Он был удивительным, очень сдержанным в эмоциях и общении человеком. Был много знающим и в то же время как будто проверял своего собеседника. К сожалению, его уже нет с нами. Вспоминаю его как человека, обладавшего удивительным характером, сформированным Великой Отечественной войной и послевоенными годами.
Моя Саре Нури – удивительная женщина, она образец самоотдачи. До пяти лет я очень часто общался с ней и другими родственниками на разговорном крымско-татарском языке. Носители языка уходят от нас, и я очень сожалею, что мало времени проводил с ними. В свои 92 года Саре Нури – потрясающий педагог, сохраняет ясность мысли и любознательность. Возраст почтенный, но я вижу, как загораются ее глаза, когда она говорит об экономике, экономической ситуации в мире и стране, о своем прошлом. Это удивительный признак молодой души.
– Возвращаясь к теме твоего псевдонима, хотелось бы услышать историю твоей второй ветви.
– С одной стороны – у меня репрессированный прадед. С другой стороны – репрессированный двоюрдный дед Фатхи Бурнаш (Фәтхелислам Закир улы Бурнашев), известный драматург и поэт. Вся информация о его жизни сосредоточена в музее Фатхи Бурнаш в его родном селе Полевые Бикшики (ныне Батыревского района Чувашии). Ныне там есть музей поэта, надо до него добраться, навестить дальних родственников. Дед Фатхи родился 13 января 1898 года в семье муллы и был представителем шестого поколения первого муллы деревни Бурнаша. Затем учился в медресе в Казани, окончил курс Казанской татарской учительской школы. В 1927—1928 гг. он был директором Театра им. Камала, был организатором и редактором ряда татарских газет и журналов, в том числе журнала «Чаян».
Фатхи Бурнаш – автор драматических произведений «Хусаин Мирза», «Камали Карт» (Старик Камали), «Ташландыклар» (Выброшенные), «Адашкан-Кыз» (Заблудившаяся), «Тётя Хатиря», «Ткачиха Асма», героической драмы «Лачыннар» (Соколы), «Единоличник Ярулла» и других – был посмертно реабилитирован лишь в 1957 году.
По ложному доносу был арестован, сначала осужден в 1942 году Верховным судом ТАССР на срок 10 лет с поражением прав и конфискацией имущества. Второе уголовное дело было заведено на писателя буквально через полгода уже в Безымянлаге*. Он был осужден повторно Особым совещанием при НКВД СССР 15 июня 1942 года «за контрреволюционную деятельность» и приговорен к расстрелу, который, по некоторым данным, привели в исполнение, как считается, 1 августа 1942 года в Куйбышеве. До сих пор точно неизвестно, когда произошел расстрел. В официальных изданиях до 1988 года в качестве даты смерти указывался 1946 год.
– А как начиналось твое сочинительство?
Когда я был школьником, то увлекся рифмованием. Мои родители не знали, что со мной делать, потому что даже на контрольной по математике я, вместо того, чтобы решать задачки и уравнения, рифмовал их. Большую роль в профессиональном становлении меня как поэта сыграл покойный Евгений Александрович Евтушенко, которому показали мое незрелое творчество. Он неоднократно бывал в Казани. Отец передал через своего друга Эдуарда Трескина мои стихи Евтушенко. И он, просмотрев их, написал: «Работы тебе, мой юный друг, и удачи!».
– Впоследствии автор известной поэмы «Казанский университет» написал предисловие к твоей первой книге?
– Евгений Александрович написал предисловие к моей публикации в газете «Вечерняя Казань». Она тогда печаталась каким-то фантастическим тиражом. Так "легализовалась" моя литературная деятельность. Возможно, родители хотели услышать авторитетное мнение, типа: «Ребенок занимается ерундой, попишет немножко. Дорогие родители, не беспокойтесь! Это не заразно, это пройдет». А он меня лишь слегка пожурил и указал на недоработки. Мое отношение к стихосложению как к работе именно от него. Его слова звучат в моих ушах - как и слова Иосифа Бродского: "поэт - средство существования языка".
На определенном этапе работы со словами у меня возникла идея взять творческий псевдоним, потому что в детстве и юности я стеснялся того, что я пишу. Люди, к примеру, что-то делают руками, занимаются спортом, свершают что-то очень важное, овладевают профессиями, нужными для страны. А я, видите ли, стихи пишу.
– С другой стороны, конец 80-х, начало 90-х годов – это был рубеж , когда авторитет писателей и поэтов в обществе был высок. Это позже наше общество, в ктором высоко ценилось образование, интеллигентность, резко стало ценить деньги и связи...
– «Вечерка» с моими стихами и фотографией вышла в 1988 году, когда мне было 13 лет. В голове ветер, полное ощущение того, что стихами не надо заниматься всерьез. А тут такая рецензия, которая меняет все акценты. После этого началось взросление. Псевдоним позволяет надеть такую своеобразную маску: меня нет, это не я. С другой стороны, Нури Казинов, Фатхи Бурнаш – это не просто имена, я чувствую в себе их голос, их интонацию, которые я в меру сил продолжаю, пусть и средствами русского языка.
– Французский актер Гийом Депардье, сын Жерара и Элизабет Депардье, жаловался в одном из своих интервью, что на него давит авторитет его известного отца. Твой отец – легендарная личность, органист, пианист, последние 32 года возглавляет Казанскую консерваторию. Гастролирует в крупных российских и европейских городах. Выступает на самых известных площадках мира. Мама Эльфия Вафовна Бурнашева – известная пианистка, профессор, заведующий кафедрой специального фортепиано Казанской консерватории. Как они тебя воспитывали и какие качества хотели тебе привить? Я ощущаю, что они привили тебе чувство патриотизма, любовь к своей нации.
– Продолжу: и интерес к истории. Я рос, окруженный любовью, которая, как я потом понял, дефицитна во многих семьях. Многие проблемы решались шуткой. По крайней мере, не помню себя, стоящим в углу на горохе, хотя был форменным сорванцом. Когда у тебя любящие родители, ты чувствуешь свою защищенность. Одной из первых осмысленных фраз у меня была "я сам". Родители опрометчиво мне поверили и дали самостоятельность «на вырост», хотя времена для этого были, может, и не самые благоприятные: начало 80-ых. Я рос в период заката "казанского феномена". Помню, как мы с родителями жили в двухкомнатной квартире на ул.Космонавтов - на территории ОПГ «Космос». Тогда этот район считался окраиной города - хорошо помню телеги с бидонами молока, въезжавшие из окрестных деревень. А учился я в 39-й школе в центре. И вот, когда я ездил из дома в школу и из школы домой, то как мантру повторял имена тех или иных криминальных авторитетов, чтобы в случае неприятной встречи в подворотне сказать, что я друг Васьки Кривого или приятель Сеньки Косого. Главное было их не перепутать. На каком-то этапе парадоксальным образом мне помогли опубликованные в «Вечерке» стихи. Однажды, когда я вечером шел по улице, из темноты надвинулись на меня ребята и стали требовать деньги. Я ответил, что денег у меня нет. Дело шло к драке. И вдруг один из них говорит: «Стоп! Стоп! Это же тот, из газеты!» Тогда газеты читали даже группировщики. Мне пришлось читать стихи перед такой специфической аудиторией. Не долго думая, я начал выразительно декламировать Евтушенко. Чтоб уж наверняка. И меня пятнадцать минут слушали, не перебивая.
После паузы один из моих слушателей сказал: «А я тоже знаю. Листья падают с дуба ясеня / Ни фига, сказал я себе! Посмотрел я наверх, и действительно:/ Листья падают офигительно». Вот такой поэтический диалог состоялся в казанском дворе в 88-ом году. Смех смехом, а те стихи Евтушенко я уже не помню. А вот народный шедевр отпечатался в моей душе на всю жизнь. Вот так благодаря Евгению Александровичу, я некоторое время спокойно ходил по улицам с новой кличкой Тот-из-газеты.
Постепенно Нури Бурнаш зажил своей собственной жизнью. Он – странный парень, очень наивный и нерациональный. Он открыт. А вот Искандер Абдуллин достаточно скептически относится к поэзии, особенно - к стихам Бурнаша. Получается такая шизофрения. Искандер Абдуллин занимается экономикой, идет работать на «Эфир», в «Интертат.ру», едет в Бельгию на стажировку. Искандер Абдуллин делает что-то, совершенно не связанное с литературой. К Нури Бурнашу он относится с иронией. Вот у него есть четыре дочери и такой забавный парнишка.
– Мысленно вернемся в дом твоих родителей, в те годы, когда нормой было прочитать всю зарубежную и русскую классику. Как выглядела ваша квартира: кругом были книги или повсюду лежали ноты?
– Наша «двушка» была очень интересной: вспоминаю, как в гостиной, она же спальня родителей, на фисгармонии занимался отец, готовясь к концерту. Фисгармония работала через пылесос, который проведен на кухню - отец у меня мастер на все руки. В той комнате, которая условно называлась детской, занимается мама на пианино «Казань». У нее свой концерт. А я занимаюсь в ванной, делаю уроки. Это такая типичная картина. То, что я помню отчетливо: мне хотелось –почитать что-то запретное из родительской библиотеки, то, что сейчас маркируется знаком «16+». Это как посмотреть сегодня фильм, который тебе еще рано смотреть. «Три сестры» Антона Чехова я прочел в шесть с половиной лет и ничего не понял. Что я там мог понять? Безнадежную тоску провинциалок по Москве? Потом уже мы с мамой смеялись, и она мне сказала: «Сын, у тебя все наоборот. Ты Чехова прочел в шесть с половиной, а ветрянкой заболел в 32».
Я читал очень много. Ты сама прекрасно помнишь, во сколько заканчивались «все» две телепрограммы. Кроме того, обязательно приходилось стукать по телевизору и находить место, куда бы поставить антенну, чтобы поймать качественный сигнал. Зато программа передач умещалась в одну газетную колонку. Чтение было моим единственным досугом, другого варианта просто не было. Еще, если помнишь, был книжный дефицит: отнес макулатуру в магазин «Стимул» и получил детектив Агаты Кристи. Родственники, зная мою страсть к приключенческим романам, привозили мне книжки из Москвы.
Сегодня я читаю с телефона, с планшета и понимаю, что это совершенно другой процесс: по-другому работает воображение. Любой психолог тебе скажет, что самый мощный импульс для развития воображения и фантазии ребенка – это именно книга. Когда ты сам представляешь, как выглядел капитан Немо, как звучала речь Тома Сойера, это очень быстро развивает твои мозги. Ассоциативный ряд растет, словарный запас увеличивается – все то, что делает твою речь богатой. Я благодарен тем книгам, которые я глотал, как горячие пирожки. Именно книги и родительская любовь сформировали меня как личность.
– А музыка? Кроме того, что каждый день дома был концерт… Ходил ли ты на концерты в Консерваторию?
– Каждый день у меня поневоле был связан с музыкой, а после школы я часто шел в консерваторию, чтобы там “отметиться”, взять ключи от дома. Я быстро понял, какой это адский труд - быть настоящим музыкантом. И, когда родители меня автоматически начали приобщать к музыкальному образованию, я встал на дыбы. Им сначала было совершенно не понятно, почему я так сопротивляюсь. Ведь мои родители, тети и дяди были музыкантами, сейчас жена, тесть и теща, дети – все музыканты. И только я устоял перед этой эпидемией. Музыка - как, впрочем, и поэзия - это даже не призвание, а диагноз. Ты приходишь после работы, но ты себе не принадлежишь: должен репетировать и репетировать. У тебя не остается личного времени. Твое личное пространство занимает инструмент. О переигранных руках, тексте, забытом на премьере, я уж и не говорю.
Помню, как родители в ответ на мои протесты переглянулись и мама сказала: «Рубин, может, это и к лучшему, что он не хочет». Сейчас своим детям я даю музыкальное образование. Но у них обязательно должна быть и вторая профессия. Человек имеет право на выбор своей судьбы, иначе велик риск всю жизнь заниматься не своим делом. Сейчас мои дети изучают музыкальную науку с бабушками - и это здорово, что у них есть такая возможность. Мои родители и родители супруги могут транслировать мощный культурный код, культурный посыл, который очень важен для подрастающего поколения.
– Родители мечтают о том, чтобы дети были успешнее, чем они сами, а для этого нужно, чтобы они выбрали востребованную профессию. С одной стороны, в твоей большой семье музыканты, с другой стороны, экономисты. Их желание можно понять. Когда ты пришел работать в МВЭС, они, наверное, хотели, чтобы ты стал дипломатом, политиком или высоковостребованным экономистом-международником.
– Да, мы с тобой познакомились, когда я пришел работать в Министерство внешнеэкономических связей. Есть, что вспомнить! Фактически ведь в 90-ые годы Татарстан был субъектом международной политики. Но по образованию я филолог - и, когда шел учиться в КГУ, совершенно не представлял, куда меня заведет увлечение русской словесностью. Но уже во время учебы периодически хотелось пробовать себя в других амплуа. Так я получил второе образование, некоторое время работал в сфере экономики. Однако гены, как говорится, взяли верх. Гораздо органичнее роли госчиновника или менеджера для меня роль литератора, филолога, преподавателя. Я счастлив заниматься любимым делом.
– У меня есть все основания полагать, что твои родители одобрили твой выбор супруги Юлии... Как вы познакомились?
– Моя супруга училась в Казанской консерватории, но не в классе моей мамы. Нас, действительно, познакомила работа. В то время совершенно непредсказуемым образом я оказался программным директором радио «Пассаж» в холдинге «Эфир». Помню нашу встречу на Площади Свободы, когда я увидел симпатичную и стройную девушку. До этого мне уже приходилось видеть ее на концертах в консерватории. Знал, что ее зовут Юля. Мы пообщались, и она мне сказала, что ищет работу. В то время была вакансия менеджера на нашем радио. Так мы все чаще и чаще начали обедать и проводить время вместе. Все остальное уже было делом времени. Свои отношения мы узаконили в 2009 году, когда в нашей семье уже подрастали две дочери. Юля порой смеется, что я женился на красавице с двумя «готовыми» детьми. Кстати, рекомендую такой вариант! На свадьбе никого не надо знакомить: все родственники друг друга знают, тем более, что принадлежат к одному цеху.
Сейчас Юля обучает музыке детей по своей специально разработанной методике - в музыкальных школах и в Казанском музыкальном колледже им. И. В. Аухадеева. По отзывам коллег и родителей учеников, у нее очень хорошо получается. Для наших дочерей она стала самым первым учителем: сегодня в нашей семье подрастают уже четыре дочери, младшим двойняшкам уже по 9 лет. Они все такие занятые, что их даже на сегодняшнюю фотосессию не получилось вместе собрать. Мой нравится принцип «Родил - отойди!» Я не сторонник прессинга. И подозреваю, что не имею на него права. Я считаю, что ребенку нужно дать возможность самому решать, куда идти. Задача родителей - дать ему внятную систему координат. Дети растут сейчас в совершенно ином, цифровом мире - и они в нем подчас разбираются лучше нас с тобой. Они должны видеть мир во всем его разнообразии. Потому я поощряю в своих дочерях тягу к путешествиям. Однако ты понимаешь, что сделать вшестером это не просто. Иногда мы садимся в минивэн и уезжаем. Вместе ездили отдыхать на море в Турцию. Однако чаще приходится отправлять семью в Сочи, Абхазию, а самому оставаться работать: такую огромную семью содержать не просто.
– На мой взгляд, ты очень успешен. Являясь автором поэтических книг «Двадцать одно», «Графика», прозы «Чагынский словарь», «Седьмая пятница», ты успешно преподаешь русскую литературу студентам Казанской консерватории им. Н. Жиганова. Ведь в любом европейском государстве для мужчины престижно быть университетским преподавателем.
– Ирония судьбы в том, что когда я начал заниматься преподавательской деятельностью на четверть ставки, начал совместителем, то не всерьез отнесся к работе. Воспринял как какой-то этап. Работать в организации, которую возглавляет собственный отец, – это двойная ответственность. Не могу сказать, что до сих пор я к этой ответственности готов. Работая и параллельно занимаясь другой работой , я осознал, что мне очень нравится работать со студентами. И то, что сейчас я могу выйти на любую сцену, не боясь аудитории, это «вина» именно моих студентов, которые дарят мне уверенность в себе и дали возможность почувствовать себя востребованным человеком. С годами опыт кристаллизируется. Сейчас я понимаю, насколько важно непосредственное общение, не через zoom, не дистанционная коммуникация. Общение – это самая большая роскошь. Древние были правы. У нас со студентами даже не лекции, у нас возникает какой-то контекст беседы, иногда споры и дискуссии. На мой взгляд, это более продуктивно получается. Им интересно встречаться, общаться, а ведь если верить Адриану Леверкюну – одному из героев романа «Доктор Фаустус» Томаса Манна, «интерес выше любви».
Если ты как педагог провоцируешь этот интерес, можешь возбудить его, то тогда все не зря. Чаще всего я пишу свои стихи и прозу, когда в доме моя большая и шумная семья угомонится. Мне иногда нужна тишина, своеобразное одиночество для того, чтобы осознать, правильно ли я иду по этой жизни.
– Я тебя знаю как Искандера Абдуллина, человека с очень звучным именем – Искандер, что означает победитель. Однако все твои книги подписаны псевдонимом Нури Бурнаш. У твоих поклонниц, наверное, возникает вопрос, как связан псевдоним с историей твоего рода: с одной стороны, по линии отца – бабушка Саре Нури, а с другой – по маминой линии династия Бурнашевых…
– В этом мире все, конечно, связано. Я бы хотел начать наш разговор с истории двух моих очень ярких, сильных семейных ветвей по отцу и матери. Если мы начнем с крымско-татарской ветви, то это будет, прежде всего, рассказ о трагедии всего крымско-татарского народа, который в мае 1944 года был объявлен врагом остальных народов Советского Союза и депортирован из Крыма. Тогда моя бабушка в 15-летнем возрасте оказалась оторванной от своих корней, и она чудом выжила во время этого «путешествия» на поезде в товарных вагонах. Известно очень много свидетельств того, в каких условиях были осуществлены эти депортации. Однако благодаря этому она стала гораздо сильнее внутренне, гораздо более упорной в достижении своих жизненных целей. Слава Всевышнему, этот состав с крымскими татарами был направлен в Поволжье.
Саре Нури вместе с моей прабабушкой Анифе Хабибуллаевной (Газиева Хәнифә Хәбибулла кызы) долгое время работала на тяжелом производстве Марийского Целлюлозно-Бумажного комбината (МАРБУМ комбинат) химиком-лаборантом в Волжске, куда они были высланы. И в то же время из-за этой трагедии случилось так, что моя бабушка Саре Нури встретила моего деда Кабира Абдулловича (родителя моего отца), и они поженились. Затем была долгая и непростая, трудная семейная жизнь, и в этой семье уже в Йошкар-Оле родился мой отец Рубин Абдуллин.
– Известно, что крымским татарам было запрещено жить в Казани и многие из них вынуждены были жить за Зеленодольском.
– Саре Нури приезжала в Казань нелегально, фактически как революционерка, которая находится в розыске. Ей, как дочери врага народа, было очень тяжело учиться. Фактически это была не жизнь, а самое настоящее выживание. Ее отца Нури Казинова расстреляли, неизвестно точно, когда это произошло. К сожалению, никаких документов не осталось. Все мои предки с этой стороны были связаны с виноградарством. Получается, что мой далекий предок, мой прапрадед (әнисе ягыннан бабасы) Гази Хабибулла , живший с 1864 года по 1929 гг., был сначала садовником, а затем дослужился до управляющего в имении графа Воронцова. Воронцовский дворец в Алупке и находящийся при Воронцовском дворце парк, ныне являющийся памятником садово-паркового искусства, – это плод труда в том числе моего предка. Это очень интересная линия. И в ней, конечно, много пробелов. Ушли свидетели, многие трагически ушли. Чья-то жизнь, к сожалению, была оборвана. Нет такой трагедии, в которой не брезжил бы лучик надежды и счастья. Действительно, закалка, через которую прошли сама Саре Нури и ее мама Анифе, сделала из них не только очень стойких, отважных, упорных людей, но и людей, которые способны ценить нежность и любовь.
– Получается не случайно, что, когда твой отец, ректор Казанской консерватории им. Жиганова дает интервью, он с особой теплотой вспоминает крымско-татарские напевы - хайтарму. В своих воспоминаниях он говорил, что, когда они покидали свою многострадальную родину, в руках у старшей были только Коран и росток цветка с комками земли.
– Пятнадцать минут на сборы. Я прочту стихотворение, которое, не удержавшись, написал к одной из годовщин со дня департации крымских татар. Обычно к трагическим датам я не спешу писать. В этом стихотворении, а оно достаточно компактно, изложена данная тема. Стихотворение называется «Хайтарма». (Нури Бурнаш читает стихотворение, от которого у меня наворачиваются слезы на глазах).
Рубин Абдуллин и Саре Нури
– Наша семья только в 2008 году, после того, как были обнародованы документы, узнала, что наш дед был разведчиком. А ваша бабушка любит делиться своими воспоминаниями о тех страшных годах, когда крымских татар объявили предателями?
– Она до сих пор вспоминает о вечере накануне депортации 16 мая. Саре Нури, хотя ей 15 лет, выглядела взрослой девушкой. Она пошла нтанцы и весь вечер с ней танцевал молодой лейтенант спецслужб (НКВД). Это был очень романтический вечер, после танцев он проводил ее до дома. Затем выясняется, что он знал о том, что на рассвете им дадут пятнадцать минут на сборы. Он знал. Но не счел возможным предупредить. В голове у людей не укладывалось: «за что?», «как?». Если мы ознакомимся с информацией Интернете, то этот вопрос, оказывается, до сих пор дискуссионный: за дело или не за дело депортировали крымских татар, был повод или его не было... Нужно начать с того, что на всех оккупированных территориях были случаи коллаборационизма (добровольное и умышленное сотрудничество с врагом). Никто никогда не собирается объявлять врагом человечества французов, потому что их страна была оккупирована немцами. Там были отдельные случаи мести. Однако чтобы целый народ оказался врагом – это абсурд. Нужна была крымско-татарская земля. Очень много версий, но ни одна из них не может на сто процентов быть принята без проверки. Я очень долго занимался поисками информации, нашел огромный список крымских татар – героев Советского Союза, например Ахмет-Хан Султан. Это знаменитый советский военный ас и лётчик-испытатель, дважды герой Советского Союза.
Саре Нури вместе с ним росла, оба они были родом из Алупки. Моя бабушка очень хорошо его помнит, между ними случилась детская влюбленность. До сих пор стоит тот дом, в котором жили мои предки. Когда в 2008 году мы поехали в Ялту (Алупка – это город на южном берегу Крыма, который входит в городской округ Ялта Республики Крым) с моей бабушкой, то нашли этот дом. Оказалось, что там проживает шесть или семь семей. Саре Нури твердо сказала: «Я на этот дом претендовать не буду, поскольку эти люди ни в чем не виноваты». Это знаково для моей бабушки – спокойно относиться к потерям и утратам, особенно если они не связаны с потерей человеческой жизни.
Дочери Искандера Абдуллина: Элина, Анна, София, Алиса
– Если не ошибаюсь, Саре Нури после учебы защитила кандидатскую диссертацию, а затем и докторскую.
– Мама отца – доктор экономических наук Саре Нури – продолжила путь своего отца Нури Вали Мамутказинова, который был учителем. ( В 1952 году она окончила Поволжский лесотехнический институт в городе Йошкар-Оле).
Она долгие годы – начиная с 1962 года в должности старшего преподавателя – преподавала и сегодня преподаёт в КФЭИ, который недавно вошел в состав КФУ. Стала профессором, доктором экономических наук.
Сейчас она из-за ситуации с коронавирусной инфекцией работает в дистанционном формате. Ее супруг Кабир Абдуллович Абдуллин был преподавателем электротехникума, фактически ее коллегой. Во время войны он работал механиком на военном аэродроме: у него было много знаний, а в то время был колоссальный дефицит таких специалистов.
Он был удивительным, очень сдержанным в эмоциях и общении человеком. Был много знающим и в то же время как будто проверял своего собеседника. К сожалению, его уже нет с нами. Вспоминаю его как человека, обладавшего удивительным характером, сформированным Великой Отечественной войной и послевоенными годами.
Моя Саре Нури – удивительная женщина, она образец самоотдачи. До пяти лет я очень часто общался с ней и другими родственниками на разговорном крымско-татарском языке. Носители языка уходят от нас, и я очень сожалею, что мало времени проводил с ними. В свои 92 года Саре Нури – потрясающий педагог, сохраняет ясность мысли и любознательность. Возраст почтенный, но я вижу, как загораются ее глаза, когда она говорит об экономике, экономической ситуации в мире и стране, о своем прошлом. Это удивительный признак молодой души.
– Возвращаясь к теме твоего псевдонима, хотелось бы услышать историю твоей второй ветви.
– С одной стороны – у меня репрессированный прадед. С другой стороны – репрессированный двоюрдный дед Фатхи Бурнаш (Фәтхелислам Закир улы Бурнашев), известный драматург и поэт. Вся информация о его жизни сосредоточена в музее Фатхи Бурнаш в его родном селе Полевые Бикшики (ныне Батыревского района Чувашии). Ныне там есть музей поэта, надо до него добраться, навестить дальних родственников. Дед Фатхи родился 13 января 1898 года в семье муллы и был представителем шестого поколения первого муллы деревни Бурнаша. Затем учился в медресе в Казани, окончил курс Казанской татарской учительской школы. В 1927—1928 гг. он был директором Театра им. Камала, был организатором и редактором ряда татарских газет и журналов, в том числе журнала «Чаян».
Фатхи Бурнаш – автор драматических произведений «Хусаин Мирза», «Камали Карт» (Старик Камали), «Ташландыклар» (Выброшенные), «Адашкан-Кыз» (Заблудившаяся), «Тётя Хатиря», «Ткачиха Асма», героической драмы «Лачыннар» (Соколы), «Единоличник Ярулла» и других – был посмертно реабилитирован лишь в 1957 году.
По ложному доносу был арестован, сначала осужден в 1942 году Верховным судом ТАССР на срок 10 лет с поражением прав и конфискацией имущества. Второе уголовное дело было заведено на писателя буквально через полгода уже в Безымянлаге*. Он был осужден повторно Особым совещанием при НКВД СССР 15 июня 1942 года «за контрреволюционную деятельность» и приговорен к расстрелу, который, по некоторым данным, привели в исполнение, как считается, 1 августа 1942 года в Куйбышеве. До сих пор точно неизвестно, когда произошел расстрел. В официальных изданиях до 1988 года в качестве даты смерти указывался 1946 год.
* Безымянла́г (Безымя́нский исправительно-трудовой лагерь стал частью огромной строительной организациии, действовавшей в системе Управления особого строительства (УОС) Главного управления исправительно-трудовых лагерей НКВД СССР с 1940 по 1946 год на территории Куйбышевской области. Был наиболее крупным лагерем в системе ГУЛАГа.
– А как начиналось твое сочинительство?
Когда я был школьником, то увлекся рифмованием. Мои родители не знали, что со мной делать, потому что даже на контрольной по математике я, вместо того, чтобы решать задачки и уравнения, рифмовал их. Большую роль в профессиональном становлении меня как поэта сыграл покойный Евгений Александрович Евтушенко, которому показали мое незрелое творчество. Он неоднократно бывал в Казани. Отец передал через своего друга Эдуарда Трескина мои стихи Евтушенко. И он, просмотрев их, написал: «Работы тебе, мой юный друг, и удачи!».
– Впоследствии автор известной поэмы «Казанский университет» написал предисловие к твоей первой книге?
– Евгений Александрович написал предисловие к моей публикации в газете «Вечерняя Казань». Она тогда печаталась каким-то фантастическим тиражом. Так "легализовалась" моя литературная деятельность. Возможно, родители хотели услышать авторитетное мнение, типа: «Ребенок занимается ерундой, попишет немножко. Дорогие родители, не беспокойтесь! Это не заразно, это пройдет». А он меня лишь слегка пожурил и указал на недоработки. Мое отношение к стихосложению как к работе именно от него. Его слова звучат в моих ушах - как и слова Иосифа Бродского: "поэт - средство существования языка".
На определенном этапе работы со словами у меня возникла идея взять творческий псевдоним, потому что в детстве и юности я стеснялся того, что я пишу. Люди, к примеру, что-то делают руками, занимаются спортом, свершают что-то очень важное, овладевают профессиями, нужными для страны. А я, видите ли, стихи пишу.
– С другой стороны, конец 80-х, начало 90-х годов – это был рубеж , когда авторитет писателей и поэтов в обществе был высок. Это позже наше общество, в ктором высоко ценилось образование, интеллигентность, резко стало ценить деньги и связи...
– «Вечерка» с моими стихами и фотографией вышла в 1988 году, когда мне было 13 лет. В голове ветер, полное ощущение того, что стихами не надо заниматься всерьез. А тут такая рецензия, которая меняет все акценты. После этого началось взросление. Псевдоним позволяет надеть такую своеобразную маску: меня нет, это не я. С другой стороны, Нури Казинов, Фатхи Бурнаш – это не просто имена, я чувствую в себе их голос, их интонацию, которые я в меру сил продолжаю, пусть и средствами русского языка.
– Французский актер Гийом Депардье, сын Жерара и Элизабет Депардье, жаловался в одном из своих интервью, что на него давит авторитет его известного отца. Твой отец – легендарная личность, органист, пианист, последние 32 года возглавляет Казанскую консерваторию. Гастролирует в крупных российских и европейских городах. Выступает на самых известных площадках мира. Мама Эльфия Вафовна Бурнашева – известная пианистка, профессор, заведующий кафедрой специального фортепиано Казанской консерватории. Как они тебя воспитывали и какие качества хотели тебе привить? Я ощущаю, что они привили тебе чувство патриотизма, любовь к своей нации.
– Продолжу: и интерес к истории. Я рос, окруженный любовью, которая, как я потом понял, дефицитна во многих семьях. Многие проблемы решались шуткой. По крайней мере, не помню себя, стоящим в углу на горохе, хотя был форменным сорванцом. Когда у тебя любящие родители, ты чувствуешь свою защищенность. Одной из первых осмысленных фраз у меня была "я сам". Родители опрометчиво мне поверили и дали самостоятельность «на вырост», хотя времена для этого были, может, и не самые благоприятные: начало 80-ых. Я рос в период заката "казанского феномена". Помню, как мы с родителями жили в двухкомнатной квартире на ул.Космонавтов - на территории ОПГ «Космос». Тогда этот район считался окраиной города - хорошо помню телеги с бидонами молока, въезжавшие из окрестных деревень. А учился я в 39-й школе в центре. И вот, когда я ездил из дома в школу и из школы домой, то как мантру повторял имена тех или иных криминальных авторитетов, чтобы в случае неприятной встречи в подворотне сказать, что я друг Васьки Кривого или приятель Сеньки Косого. Главное было их не перепутать. На каком-то этапе парадоксальным образом мне помогли опубликованные в «Вечерке» стихи. Однажды, когда я вечером шел по улице, из темноты надвинулись на меня ребята и стали требовать деньги. Я ответил, что денег у меня нет. Дело шло к драке. И вдруг один из них говорит: «Стоп! Стоп! Это же тот, из газеты!» Тогда газеты читали даже группировщики. Мне пришлось читать стихи перед такой специфической аудиторией. Не долго думая, я начал выразительно декламировать Евтушенко. Чтоб уж наверняка. И меня пятнадцать минут слушали, не перебивая.
После паузы один из моих слушателей сказал: «А я тоже знаю. Листья падают с дуба ясеня / Ни фига, сказал я себе! Посмотрел я наверх, и действительно:/ Листья падают офигительно». Вот такой поэтический диалог состоялся в казанском дворе в 88-ом году. Смех смехом, а те стихи Евтушенко я уже не помню. А вот народный шедевр отпечатался в моей душе на всю жизнь. Вот так благодаря Евгению Александровичу, я некоторое время спокойно ходил по улицам с новой кличкой Тот-из-газеты.
Постепенно Нури Бурнаш зажил своей собственной жизнью. Он – странный парень, очень наивный и нерациональный. Он открыт. А вот Искандер Абдуллин достаточно скептически относится к поэзии, особенно - к стихам Бурнаша. Получается такая шизофрения. Искандер Абдуллин занимается экономикой, идет работать на «Эфир», в «Интертат.ру», едет в Бельгию на стажировку. Искандер Абдуллин делает что-то, совершенно не связанное с литературой. К Нури Бурнашу он относится с иронией. Вот у него есть четыре дочери и такой забавный парнишка.
– Мысленно вернемся в дом твоих родителей, в те годы, когда нормой было прочитать всю зарубежную и русскую классику. Как выглядела ваша квартира: кругом были книги или повсюду лежали ноты?
– Наша «двушка» была очень интересной: вспоминаю, как в гостиной, она же спальня родителей, на фисгармонии занимался отец, готовясь к концерту. Фисгармония работала через пылесос, который проведен на кухню - отец у меня мастер на все руки. В той комнате, которая условно называлась детской, занимается мама на пианино «Казань». У нее свой концерт. А я занимаюсь в ванной, делаю уроки. Это такая типичная картина. То, что я помню отчетливо: мне хотелось –почитать что-то запретное из родительской библиотеки, то, что сейчас маркируется знаком «16+». Это как посмотреть сегодня фильм, который тебе еще рано смотреть. «Три сестры» Антона Чехова я прочел в шесть с половиной лет и ничего не понял. Что я там мог понять? Безнадежную тоску провинциалок по Москве? Потом уже мы с мамой смеялись, и она мне сказала: «Сын, у тебя все наоборот. Ты Чехова прочел в шесть с половиной, а ветрянкой заболел в 32».
Я читал очень много. Ты сама прекрасно помнишь, во сколько заканчивались «все» две телепрограммы. Кроме того, обязательно приходилось стукать по телевизору и находить место, куда бы поставить антенну, чтобы поймать качественный сигнал. Зато программа передач умещалась в одну газетную колонку. Чтение было моим единственным досугом, другого варианта просто не было. Еще, если помнишь, был книжный дефицит: отнес макулатуру в магазин «Стимул» и получил детектив Агаты Кристи. Родственники, зная мою страсть к приключенческим романам, привозили мне книжки из Москвы.
Сегодня я читаю с телефона, с планшета и понимаю, что это совершенно другой процесс: по-другому работает воображение. Любой психолог тебе скажет, что самый мощный импульс для развития воображения и фантазии ребенка – это именно книга. Когда ты сам представляешь, как выглядел капитан Немо, как звучала речь Тома Сойера, это очень быстро развивает твои мозги. Ассоциативный ряд растет, словарный запас увеличивается – все то, что делает твою речь богатой. Я благодарен тем книгам, которые я глотал, как горячие пирожки. Именно книги и родительская любовь сформировали меня как личность.
– А музыка? Кроме того, что каждый день дома был концерт… Ходил ли ты на концерты в Консерваторию?
– Каждый день у меня поневоле был связан с музыкой, а после школы я часто шел в консерваторию, чтобы там “отметиться”, взять ключи от дома. Я быстро понял, какой это адский труд - быть настоящим музыкантом. И, когда родители меня автоматически начали приобщать к музыкальному образованию, я встал на дыбы. Им сначала было совершенно не понятно, почему я так сопротивляюсь. Ведь мои родители, тети и дяди были музыкантами, сейчас жена, тесть и теща, дети – все музыканты. И только я устоял перед этой эпидемией. Музыка - как, впрочем, и поэзия - это даже не призвание, а диагноз. Ты приходишь после работы, но ты себе не принадлежишь: должен репетировать и репетировать. У тебя не остается личного времени. Твое личное пространство занимает инструмент. О переигранных руках, тексте, забытом на премьере, я уж и не говорю.
Помню, как родители в ответ на мои протесты переглянулись и мама сказала: «Рубин, может, это и к лучшему, что он не хочет». Сейчас своим детям я даю музыкальное образование. Но у них обязательно должна быть и вторая профессия. Человек имеет право на выбор своей судьбы, иначе велик риск всю жизнь заниматься не своим делом. Сейчас мои дети изучают музыкальную науку с бабушками - и это здорово, что у них есть такая возможность. Мои родители и родители супруги могут транслировать мощный культурный код, культурный посыл, который очень важен для подрастающего поколения.
– Родители мечтают о том, чтобы дети были успешнее, чем они сами, а для этого нужно, чтобы они выбрали востребованную профессию. С одной стороны, в твоей большой семье музыканты, с другой стороны, экономисты. Их желание можно понять. Когда ты пришел работать в МВЭС, они, наверное, хотели, чтобы ты стал дипломатом, политиком или высоковостребованным экономистом-международником.
– Да, мы с тобой познакомились, когда я пришел работать в Министерство внешнеэкономических связей. Есть, что вспомнить! Фактически ведь в 90-ые годы Татарстан был субъектом международной политики. Но по образованию я филолог - и, когда шел учиться в КГУ, совершенно не представлял, куда меня заведет увлечение русской словесностью. Но уже во время учебы периодически хотелось пробовать себя в других амплуа. Так я получил второе образование, некоторое время работал в сфере экономики. Однако гены, как говорится, взяли верх. Гораздо органичнее роли госчиновника или менеджера для меня роль литератора, филолога, преподавателя. Я счастлив заниматься любимым делом.
– У меня есть все основания полагать, что твои родители одобрили твой выбор супруги Юлии... Как вы познакомились?
– Моя супруга училась в Казанской консерватории, но не в классе моей мамы. Нас, действительно, познакомила работа. В то время совершенно непредсказуемым образом я оказался программным директором радио «Пассаж» в холдинге «Эфир». Помню нашу встречу на Площади Свободы, когда я увидел симпатичную и стройную девушку. До этого мне уже приходилось видеть ее на концертах в консерватории. Знал, что ее зовут Юля. Мы пообщались, и она мне сказала, что ищет работу. В то время была вакансия менеджера на нашем радио. Так мы все чаще и чаще начали обедать и проводить время вместе. Все остальное уже было делом времени. Свои отношения мы узаконили в 2009 году, когда в нашей семье уже подрастали две дочери. Юля порой смеется, что я женился на красавице с двумя «готовыми» детьми. Кстати, рекомендую такой вариант! На свадьбе никого не надо знакомить: все родственники друг друга знают, тем более, что принадлежат к одному цеху.
Сейчас Юля обучает музыке детей по своей специально разработанной методике - в музыкальных школах и в Казанском музыкальном колледже им. И. В. Аухадеева. По отзывам коллег и родителей учеников, у нее очень хорошо получается. Для наших дочерей она стала самым первым учителем: сегодня в нашей семье подрастают уже четыре дочери, младшим двойняшкам уже по 9 лет. Они все такие занятые, что их даже на сегодняшнюю фотосессию не получилось вместе собрать. Мой нравится принцип «Родил - отойди!» Я не сторонник прессинга. И подозреваю, что не имею на него права. Я считаю, что ребенку нужно дать возможность самому решать, куда идти. Задача родителей - дать ему внятную систему координат. Дети растут сейчас в совершенно ином, цифровом мире - и они в нем подчас разбираются лучше нас с тобой. Они должны видеть мир во всем его разнообразии. Потому я поощряю в своих дочерях тягу к путешествиям. Однако ты понимаешь, что сделать вшестером это не просто. Иногда мы садимся в минивэн и уезжаем. Вместе ездили отдыхать на море в Турцию. Однако чаще приходится отправлять семью в Сочи, Абхазию, а самому оставаться работать: такую огромную семью содержать не просто.
– На мой взгляд, ты очень успешен. Являясь автором поэтических книг «Двадцать одно», «Графика», прозы «Чагынский словарь», «Седьмая пятница», ты успешно преподаешь русскую литературу студентам Казанской консерватории им. Н. Жиганова. Ведь в любом европейском государстве для мужчины престижно быть университетским преподавателем.
– Ирония судьбы в том, что когда я начал заниматься преподавательской деятельностью на четверть ставки, начал совместителем, то не всерьез отнесся к работе. Воспринял как какой-то этап. Работать в организации, которую возглавляет собственный отец, – это двойная ответственность. Не могу сказать, что до сих пор я к этой ответственности готов. Работая и параллельно занимаясь другой работой , я осознал, что мне очень нравится работать со студентами. И то, что сейчас я могу выйти на любую сцену, не боясь аудитории, это «вина» именно моих студентов, которые дарят мне уверенность в себе и дали возможность почувствовать себя востребованным человеком. С годами опыт кристаллизируется. Сейчас я понимаю, насколько важно непосредственное общение, не через zoom, не дистанционная коммуникация. Общение – это самая большая роскошь. Древние были правы. У нас со студентами даже не лекции, у нас возникает какой-то контекст беседы, иногда споры и дискуссии. На мой взгляд, это более продуктивно получается. Им интересно встречаться, общаться, а ведь если верить Адриану Леверкюну – одному из героев романа «Доктор Фаустус» Томаса Манна, «интерес выше любви».
Если ты как педагог провоцируешь этот интерес, можешь возбудить его, то тогда все не зря. Чаще всего я пишу свои стихи и прозу, когда в доме моя большая и шумная семья угомонится. Мне иногда нужна тишина, своеобразное одиночество для того, чтобы осознать, правильно ли я иду по этой жизни.
Комментарийлар