Логотип Магариф уку
Цитата:

«Зная фарси, я понимаю татарский»

В конце января в деревне Адав-Тулумбаево Буинского района состоялся пленэр-симпозиум под эгидой Союза художников Татарстана, куда для знакомства с участниками была приглашена известная журналистка из...

В конце января в деревне Адав-Тулумбаево Буинского района состоялся пленэр-симпозиум под эгидой Союза художников Татарстана, куда для знакомства с участниками была приглашена известная журналистка из Москвы Аида Соболева. Впервые с ней я встретилась в 2007 году в Катаре на кинофестивале документального кино «Аль-Джазира», на котором она была членом жюри. С тех пор наши пути пересекались несколько раз – на Казанском кинофестивале мусульманского кино и во время пресс-тура московских журналистов в Казань перед Универсиадой. Вот новая встреча в мечети Кул-Шариф на выставке московского художника-шамаилиста Евгения Хайлова.
С художником Евгением Хайловым
Со своей стороны мне хотелось глубже познакомить Аиду с татарской культурой. Вместе с коллегами мы пригласили ее на спектакль Татарского государственного театра драмы и комедии им. Карима Тинчурина «Гомерем буе сине кэттем» и фестиваль татарской музыки «Мирас» с участием Большого симфонического оркестра Татарстана под руководством Александра Сладковского. Московская гостья была в полном восторге и от спектакля, и от концерта, в чем она призналась, когда мы возвращались по заснеженному Лядскому парку домой. И вот, наконец, мы у меня в квартире кушаем татарский бэлеш, пьем чай с пирогом из калины, делимся впечатлениями от событий последних дней и просто говорим о жизни.
– Аида Сергеевна, когда вы первый раз побывали в нашем городе?
– Первый раз я побывала в Казани в уже далеком 1993 году. Я работала на телевидении, снимала сюжет о возрождении религиозной жизни в Татарстане. Улицы Казани в ту сложную для страны пору мне показались не очень уютными. Но люди сразу понравились – добрые, гостеприимные, основательные. Я тогда в мечети Марджани взяла небольшое интервью у Габдуллы-хазрата. Он пригласил меня на домашний ужин, а на прощанье подарил Коран – массивное репринтное переиздание с оригинала 1907 г. в переводе Г.С. Саблукова.
Второй раз я очутилась в Казани спустя 14 лет – в 2007 году, приехав на фестиваль мусульманского кино, который тогда еще назывался «Золотой минбар». В конкурсном показе был мой документальный фильм об Иране «Благословенная земля персидская». И хотя он не получил никакой формальной награды, для меня участие в фестивале было настоящим праздником. Нам подарили памятные тарелки с изображением открытой к 1000-летию Казани мечети Кул-Шариф. Эта тарелка до сих пор украшает мою кухню. Через несколько лет я побывала на МКФМК в качестве журналиста, с удовлетворением отметив, что на этом престижном для кинематографистов из многих стран фестивале не господствует (пока еще, слава Богу) дух коммерции и коррупции.
Запомнилось мне и посещение Казани перед Универсиадой в 2012 году, когда агентство «ТАТМЕДИА» пригласило журналистов посмотреть на строящиеся спортивные объекты. Уже тогда стало ясно: Казань способна принимать самые крупные международные соревнования, что доказали казанские матчи Чемпионата мира в 2018 году. В сентябре 2017 года я была участником Международного форума «Радио без границ», проходившего в Казани, и из окна новой высотной гостиницы «Корстон» наблюдала невероятно красивую панораму города.
И вот я уже 6-й раз в постоянно хорошеющей Казани. Спасибо, что вы предложили мне посетить музеи Казанского федерального университета. Конечно же, я знала, что с Казанским университетом связано имя одного из основателей российского востоковедения – Александра Казембека, родившегося в Персии. Но я представить себе не могла, сколько великих ученых здесь преподавало, сколько изобретений здесь было сделано! Всемирно известные имена: математик Лобачевский, психолог Бехтерев, химик Бутлеров, медик Вишневский, лингвист Бодуэн де Куртенэ, физик Завойский… Музей КФУ достойно бережет их память и дает понять посетителям, что Казань уже не первый век является интеллектуальной кладовой нашей планеты. Удалось посетить и аудиторию, где когда-то слушал лекции юный Владимир Ульянов. Какая же там комфортная, специально сделанная на заказ в конце ХIХ века мебель из цельного дерева! Парты с удобным наклоном, скамьи с высокими, чуть изогнутыми спинками. И великие тени…
- Расскажите о вашей семье. В какой атмосфере вы выросли? Где родились?
- Я родилась в 1961 году Москве, на Донской улице, но в возрасте 3-х лет переехала с родителями на улицу Новаторов – в трехкомнатную квартиру в хрущевской пятиэтажке, которая была кооперативным домом для молодых сотрудников Академии наук СССР. Над нами жил философ, под нами химик, еще ниже геолог, на первом этаже – физик. Квартиру получила моя мама-историк, Аида Михайловна Соловьева. Она работала в секторе капитализма Института истории АН СССР. К сожалению, ее уже нет в живых. Но до сих цитируются ее монографии, написанные более тридцати лет назад: «Железнодорожный транспорт России во второй половине XIX века», «Промышленная революция в России в XIX веке», «Боевой почин российского пролетариата» (о Морозовской стачке). Мама родилась в 1930 году в семье партийного работника, и не удивительно, что она была коммунистом и атеистом, профсоюзным активистом, лектором Всесоюзного общества «Знание» и одно время парторгом сектора. А вот мой отец, 1922 года рождения, наоборот, коммунистов не любил, был крещеным, всю жизнь по ночам слушал «Голос Америки» и вел довольно замкнутый образ жизни. Его звали Сергей Васильевич Соболев. Его предки по матери, Валентине Николаевне Доброхотовой, были дворяне, потерявшие в ходе революции и особняк на улице Мясницкой, и усадьбу в г. Алексине. Однако он об этом никому не рассказывал. Это все потом «раскопала» моя мама. Он был талантливым пианистом, после школы поступил в Училище при консерватории. Но началась война, и его со второго курса призвали в армию. Всю войну он прошел рядовым от Москвы до текущей через Берлин реки Шпрее, при форсировании которой был контужен снарядом и пошел ко дну. Спас товарищ, вытащивший его на берег из-под воды. Отец был ранен еще и в ногу, которую чуть не потерял, но, к счастью, в то время уже открыли первые антибиотики. Однако контузия уже не позволила ему продолжить учебу как пианисту (он не мог запоминать большие куски текста), и отец перевелся на теоретическое отделение. Ему доводилось встречаться во время учебы с композитором С.С. Прокофьевым, которого он почитал как своего учителя всю жизнь. Отец очень гордился, что Сергей Сергеевич, прекрасно игравший в шахматы, в групповом турнире со студентами сыграл с ним вничью.
Отец давал частные уроки музыки детям и взрослым. Моя мама познакомилась с ним в 1960-м году, придя по объявлению учиться играть на фортепиано. Но вскоре они решили, что лучше родить ребенка, которому предстоит стать музыкантом. Через год родилась я, а затем две моих сестры. Мы все занимались с отцом с 4-хлетнего возраста, окончили Детскую музыкальную Школу им. Гнесиных. В юности мы любили петь на три голоса, музицировали, давали домашние концерты. Однако профессиональным музыкантом стала только средняя сестра Милана, окончившая РАМ им. Гнесиных по классу альта и работающая в оркестре Филармонии г. Мехико. Я поступила на факультет журналистики МГУ. Но музыка не ушла из моей жизни: она всегда помогала мне в работе на телевидении, на радио, а также при создании документальных фильмов. Один из них, посвященный композитору Николаю Метнеру («Загадка Метнера», 2013 г.), получил высокую оценку исследователей его творчества, что для меня очень ценно. Сейчас у меня есть хобби – обработка для фортепиано персидской музыки.
– Когда я пришла на встречу в мечеть Кул-Шариф и увидела Вас в платке, обомлела – так вы были похожи на восточную женщину, хотя вы русская и выросли в атеистической семье. Как получилось, что вы связали свою профессиональную жизнь с исламом и исламской культурой?
– В начале 90-х годов, когда открылся «шлюз». Я, как многие другие молодые люди, отошедшие от коммунистической идеологии, находилась в поиске «своей» религии. Однажды попала на экскурсию «Мировые религии в архитектуре Москвы». Мы побывали за один день в православном Богоявленском соборе (Елоховском), в Московской Соборной мечети, в Московской Хоральной синагоге, в Баптистском храме и пресвитерианской Русско-корейской Церкви на Камне. Везде было интересно и благостно. Я почувствовала, что в каждом из этих храмов есть присутствие Бога. Однако нигде мне не было так спокойно и уютно, как в мечети. Я стала покупать литературу об исламе, всякие справочники (тогда ведь еще не было интернета), прочитала книгу Веры Пановой и Юрия Вахтина «Жизнь Мухаммеда», «Коранические сказания» М.Б. Пиотровского, «Коран» в поэтическом переводе Валерии Пороховой, потом в других переводах.
Восток и его загадочная культура меня притягивали и раньше. Первые пять лет после окончания МГУ с 1986 по 1991 гг. я работала редактором Главной редакции народного творчества Центрального телевидения. Мне нравилось записывать самодеятельные коллективы с Кавказа, из Татарстана, Башкирии, среднеазиатских союзных республик, делать передачи с участием восточных артистов в рубрике «Творчество народов мира». А в начале 1992 года появилась телепередача «Ныне» в Студии научно-просветительских программ ТВ «Останкино», куда я перешла работать. Это была первая в истории отечественного телевидения религиозная программа, которую создал талантливый режиссер и продюсер Георгий Валентинович Жаринов. «Ныне» рассказывала о новостях религиозной жизни на всем постсоветском пространстве, которое в начале 90-х годов еще полностью покрывалось вещанием канала «Останкино» и было информационно единым. Эта часовая программа носила культурно-просветительский характер и состояла из трех блоков – «Христианство», «Ислам», «Иудаизм». Меня попросили редактировать именно исламскую часть, а также рубрику «Альбом» о религиях, которые не считаются мировыми, но имеют много последователей. В рамках программы организовывались и трансляции религиозных праздников. В 1992 - 1993 гг. мне довелось принимать телевизионный сигнал из Мекки, рассказывая в прямом эфире об обрядах хаджа в преддверии праздника Курбан-Байрам. В момент трансляции я испытала совершенно удивительное чувство единения с миллионами людей на Земле!
- А как вы пришли к мысли изучать персидский язык? И почему не арабский?
- В конце 1993 года известный журналист-международник Фарид Сейфуль-Мулюков, один из политобозревателей знаменитой «Международной панорамы» в 70-е гг., создал студию «Евразия» при Творческом Объединении «Международные программы» на канале «Останкино». Он пригласил меня работать специальным корреспондентом рубрики «Путь к согласию» об урегулировании межнациональных конфликтов на постсоветском пространстве. Под его руководством я сделала несколько выпусков об осетино-ингушском конфликте и о гражданской войне в Таджикистане. Во время командировки в Таджикистан в марте 1994 года многие важные интервью с противоборствующими сторонами мне приходилось записывать через переводчика. Я знала английский, но в той обстановке нужнее был таджикский или близкий к нему фарси. Принимая материал, Фарид Мустафьевич намекнул, что собирается отправить меня в Тегеран снимать предстоящие там межтаджикские переговоры. И хотя в Тегеран поехала не я, а мой коллега-мужчина, я уже успела найти себе преподавателя и начала учить персидский язык. Моим первым учителем стал корреспондент Михаил Николаевич Сумбатов - родившийся в Иране армянин и с 60-х годов работающий корреспондентом Иновещания из Москвы на персидском языке. У него было прекрасное произношение, строгость и глубинная доброта. Денег за занятия принципиально не брал, объясняя это тем, что он не педагог по профессии. Интересное совпадение: начав учить персидский, я узнала, что жду второго ребенка. К тому времени у нас с мужем уже был 10-летний сын. Времени для занятий у меня стало больше, так как в командировки меня уже не посылали. Через три года, выйдя из декретного отпуска, я перешла работать в Отдел вещания на страны Ближнего и Среднего Востока РГРК «Голос России». Потом еще несколько лет я занималась фарси с преподавателем РУДН Мариной Самойловной Каменевой, которая великолепно дает грамматику. А в 2000 году мне удалось целый месяц с погружением учить фарси на курсах повышения квалификации в Тегеране, в Университете «Тарбият-е модарес», что было очень полезно. Я стараюсь постоянно совершенствовать язык, учу новые слова и выражения, могу свободно общаться, читать и писать. Но все равно меня не покидает ощущение, что персидский язык – это море, а я все еще топчусь на берегу, любуясь прибоем.
Фото из личного архива А.Соболевой
Сейчас я работаю корреспондентом Русской службы Радио «Голос Ирана» и делаю передачи для русскоязычной аудитории. Но персидский все равно необходим, ведь часто приходится переводить слова гостей из Ирана, выступления иранских политиков и деятелей культуры.
- Последние два года не утихают споры относительно того, нужно ли изучать родной язык малочисленным народам России. Что Вам дало знание языков?
- Есть известное изречение: «Сколько языков знает человек, столько жизней он проживает». Родной язык надо знать обязательно, притом на культурном уровне. Кстати, я немножко завидую татарам, которые хорошо говорят и по-русски, и на своем родном языке. Татарский мне кажется очень благозвучным и чем-то похожим на фарси. Идя по улицам Казани, я разглядывала вывески на татарском языке и с удивлением отмечала, что понимаю их! Например, читая надписи «китапханә», «даруханә», «мәктәп», я понимала, что это «библиотека», «аптека», «школа», которые на фарси звучит как «кетабханэ», «даруханэ», «мактаб». Одинаково звучат названия дней недели в татарском и персидском языках («дүшәмбе», «сишәмбе», «чәршәмбе», «пәнҗешәмбе», «җомга», «шимбә», «якшәмбе»). Много веков назад хорошо знакомые всем нам слова пришли из персидского в русский язык вместе с татарскими купцами, путешествующими по Волге в Иран и обратно. Список таких слов огромен: «парча», «бахча», «казна», «чемодан», «базар», «амбал» («грузчик»), «сундук», «хурма», «урюк». В персидском языке тоже довольно много русских слов: «пирошки», «матушкэ», «коляскэ», «эстакан», «самовар», «автомат», «аппарат», «бензин». Между персидским и тюркскими языками, к которым относится и татарский, существует очень тесная лексическая связь. Один иранист насчитал около четырех тысяч (!) общих слов и морфем.
Я пыталась изучать и арабский язык, но пока он мне не дался. Там намного сложнее, чем в персидском, и грамматика, и произношение. Но, возможно, я преодолею инертность своего мышления и продолжу занятия.
– А ваши дети изучали языки?
– Старший сын, психолог, неплохо знает английский, читает и говорит на нем, что очень помогает ему в работе. А младший является студентом четвертого курса философского факультета РГГУ и, наряду с китайской философией, изучает китайский язык.
– Вы упомянули фильм «Благословенна земля персидская», который вы представляли на фестивале «Золотой минбар». Как видно из названия, это фильм об Иране?
– Моим соавтором был настоятель Свято-Николаевского собора в Тегеране Александр Заркешев, с которым я познакомилась в 2004 году во время очередного заседания Межрелигиозной комиссии по диалогу «Ислам -Православие». Там отец Александр читал доклад «Русская православная церковь в Персии-Иране», вдохновивший меня на написание режиссерского сценария. Фильм получил финансирование благодаря содействию Центра национальной славы России, с подачи которого Президент Ирана Мохаммед Хатами в 2002 году был удостоен Международной премии Фонда Андрея Первозванного «Диалог цивилизаций».
 
Фото из личного архива А.Соболевой
Наш 52-минутный фильм рассказывает о почти 500-летней истории культурных и дипломатических связей между Россией и Ираном. И даже более того – о глубинной связи истории и культуры наших народов. На архетипическом уровне эта связь существует с тех времен, когда правитель Ахеменидской империи Кир Великий освободил иудеев из Вавилонского плена, вернул им священные золотые сосуды, похищенные Навуходоносором, и помог отстроить Иерусалимский храм, за что в Библии персидский царь назван «Помазанником Божьим». Эти события предрек почитаемый в России библейский пророк Даниил, чью могилу в иранском городе Шуш (библейских Сузах) посещают и мусульмане, и иудеи, и христиане. Мы все плоды одного дерева и цветы одного сада. Тот, кто прерывает золотую нить, которая связывает народы и культуры, строит границы и сеет вражду, в конце концов навлекает на себя гнев Божий.
В Иране я была 17 раз и в этом году планирую снова поехать в эту удивительную страну, чтобы снять документальный фильм об изучении русского языка иранцами. Если на то будет воля Всевышнего…
– Одной из самых острых проблем современного общества является то, что в нашей стране молодые женщины из-за ряда обстоятельств не могут создать семью. Как вы считаете, женщина в исламе счастлива?
– На мой взгляд, семейное счастье не зависит напрямую от религии. Конечно, ислам, как и всякая другая традиционная религия, заботится о сохранении семьи и гармонии в ней. Но человек – существо сложное, да и адат везде разный, даже в исламских странах. Если говорить об Иране, то, по моим наблюдениям, там в семье существует паритет между мужчиной и женщиной. Все решения согласовываются между супругами, никто из них не будет принимать важного решения, не посоветовавшись со своей половиной. Супруг (супруга) по-персидски – «хамсар», в буквальном смысле «со-голова», вторая голова. Они находятся в одной упряжке, почти в одном теле. И хотя шариат позволяет мужчине брать до 4-х жен, но на практике в Иране этого не происходит, за редким исключением. Обычно перед свадьбой заключается брачный договор, в котором супруга может дать или не дать согласия на то, чтобы муж со временем взял вторую жену. Однако если жена в течение трех лет не может родить ребенка, тогда муж вправе внести изменения в брачный договор. Редко когда встретишь семью с 2 или 3 женами. Тогда на фестивале в Катаре показывали фильм иранки Эльхам Шарифи «Вторая жена» с ноткой осуждения подобной модели семьи. Хотя существует старая персидская поговорка: «Как только у мужчины появляются вторые штаны, он думает о новой жене!»
- Сейчас наоборот: в современном обществе не только молодые, даже мужчины преклонного возраста ищут вторую жену, меняют любовниц. Как вы это объясняете?
– Мужчины, независимо от национальности и религии, более физиологически активны. Им нужно постоянное подтверждение своей маскулинности, которая часто заменяет им мужественность. И если мужчина не нашел себя в каком-то важном деле и чувствует, что «жизнь проходит зря», то им овладевает великая иллюзия: вот рядом окажется молодая фея, и все пойдет по-другому! Но фея быстро превращается в наглую ведьму, если мужчина настроен к женщине потребительски. Счастливый брак, конструктивные отношения – это всегда адекватный обмен энергиями на психическом, физическом (сексуальном), материальном, социальном уровне. Не случайно в традиционных религиях всегда надо получить согласие на брак от родителей: ведь у юных влюбленных превалируют две первые энергии, которые быстро истончаются. В Иране можно заключить брак только тогда, когда родители на то дают свое согласие, а мужчина достиг благосостояния, т.е. может заплатить «махр» (денежный залог) и имеет свое личное жилье. Правда, и браки стали заключаться намного позднее. Сейчас и на Востоке женщины стремятся получить высшее образование. Около 60 процентов студентов в Иране – это женщины. Согласно официальной статистике, средний возраст невест в Иране – 24 года. Но многие выходят замуж после 30-ти, имея за плечами 2 высших образования, а то и научную степень. Такой бум образования в Иране сейчас немного приостановил бум рождаемости, в два раза подскочившей сразу после Исламской революции 1979 года. Законы запрещают внебрачные связи, хотя, конечно, на практике они существуют. Если появится внебрачный ребенок, то мужчину ждет публичная порка, и, помимо общественного осуждения, он должен будет материально обеспечить ребенка, включая высшее образование сына и приданое дочери. «Падшую» женщину не побивают камнями, но она знает, что жизнь ее будет нелегкой: от нее отвернутся даже родные. В случае развода дети остаются с отцом. Мать имеет право видеться с ребенком регулярно до 7 лет, независимо от желания отца. Однако после 7 лет все зависит от решения мужа. Возможно, это кажется жестоким, ведь в России ребенок при разводе родителей практически всегда остается с матерью. Но в том, что дети воспитываются отцом, есть глубокий смысл: это повышает ответственность мужчин. А ответственность, мне кажется, главное качество мужчины.
– Аида Сергеевна, все-таки какая религия ближе Вам?
– Вы помните притчу, которую приводит в «Круге чтения» Лев Толстой: в приморской таверне собрались люди разных вер и стали спорить, какая религия лучше. Мудрец сказал, не все ли равно каким пальцем показывать на луну? Главное – смотреть на луну, а не на палец.
Беседовала Сюмбель ТАИШЕВА

Язмага реакция белдерегез

0

0

0

0

0

Реакция язылган инде

Комментарийлар

Новости

БАШКА ЯЗМАЛАР

Это интересно

Аудиозаписи

  • Гильм Камай

  • Җәлилнең якын дусты

  • Ирек Нигъмәти - "Кояш сүнде ул йортта"

  • Ләйлә Минһаҗева - "Милләтебезгә тугры, буыннарга үрнәк шәхес"


РЕКОМЕНДУЕМ