«Жизнь бессильна меня ограбить»
Литературно-мемориальный музей Н. Островского, который находится в городе Сочи посвящен человеку уникальной судьбы и духа. Потеряв зрение и возможность двигаться, он нашел силы и волю стать писателем....
Литературно-мемориальный музей Н. Островского, который находится в городе Сочи посвящен человеку уникальной судьбы и духа. Потеряв зрение и возможность двигаться, он нашел силы и волю стать писателем. Его роман «Как закалялась сталь» приобрел мировую известность уже в 30-е годы 20 века и востребован до сих пор. Мощь личности Николая Островского и сегодня привлекает в его дом тысячи посетителей.
В июне 1928 года пароходом из Новороссийска Николай Алексеевич Островский впервые приезжает в Сочи. Позади тяжелое ранение в гражданскую войну, строительство узкоколейки, тиф, простуда и как следствие тяжелейшее заболевание (прогрессирующий анкилозирующий полиартрит). Самостоятельно будущий писатель уже не передвигается (даже на костылях), и с парохода его «высаживают» на носилках. У него курортные марки первой категории (белого цвета) с пометкой «Санаторий Старая Мацеста», рассчитанные на полтора месяца лечения. Письма к родным полны радостных надежд: «Санаторий высоко на горе, кругом лес, пальмы, цветы. Красиво, покарай меня господь! Ванны в 200 шагах внизу! Возят на линейке с горы вниз. Но какие спецы санитары! Ни толчка, ни удара! Среди нянь и санитаров есть уже друзья. <...>. Ну, нет ни одной неудачи! Вот где я отдохну». Через четыре года, диктуя секретарю вторую часть романа «Как закалялась сталь», Н.Островский не забудет первых ярких впечатлений пребывания в городе: «Санаторий №5 на Старой Мацесте. Трехэтажное каменное здание на вырубленной в скале площадке. Кругом лес, зигзагом бежит вниз подъездная дорога. Окна комнат открыты. Ветерок доносит снизу запах серных источников».
«Красота необычайная», а самое главное – успешное лечение мацестой (теперь он может по четыре часа в день сидеть) побудили Островского продлить
пребывание в Сочи. 29 октября 1928 года пишет ленинградской знакомой А.Жигиревой: «Уже три дня живем по-буржуйски – большая, полная солнца комната – 3 окна, электричество и даже… водопровод (качать его надо только самим). Вот где я дышу полной грудью и любуюсь на солнышко, которого не видал 26 дней. Этот погреб, где я жил, так меня угнетал и физически, и морально. Я остаюсь здесь на зиму».
7 января 1929 года Островский переезжает на улицу Войкова, 39. В течение этого года катастрофически ухудшается зрение (последствие ранения в голову 1920 года). Связь с миром – через наушники радиоприемника, через друзей. Об одном из них в романе «Как закалялась сталь» Островский напишет: «Вечером второго дня к Павлу пришел Лев [Берсенев]. Расстались они в полночь. Уходил Лев от нового приятеля с таким чувством, будто встретил брата, потерянного много лет назад. Утром по крыше лазили люди, укрепляли радиомачту, а Лев монтажничал в квартире, рассказывая интереснейшие эпизоды своего прошлого. Павел его не видел, но по рассказам Таи знал, что Лев блондин со светлыми глазами, стройный, порывистый в движениях. В сумерки зажглись в комнате три «микро». Лев торжественно подал Павлу наушники. В эфире царил хаос звуков. Птичками чирикали портовые «морзянки», где-то (видно, близко на море) полосовал пароходный «искровик». В этом ворохе шумов и звуков катушка вариометра нашла и примчала спокойный и уверенный голос: «Слушайте, слушайте, говорит Москва!». Маленький аппарат ловил на свою антенну шестьдесят станций мира. Жизнь, от которой Павел был отброшен, врывалась сквозь стальную мембрану, и он ощутил её могучее дыхание».
Друзья читают книги, пишут под диктовку, хлопочут о пенсии, дальнейшем лечении. Островский сознает всю «жуть и неизбежность» будущих месяцев, но «в его вконец разбитом теле живет здоровая душа, полная сумасшедших идей, полная энергии, дышащая здоровым юмором и юношеским задором».
В июне-июле 1929-го Островский снова лечится на Старой Мацесте, снова санаторий №5. Друзья выхлопотали для переезда открытую машину. Встречный ветер трепал его каштановые волосы, в последний раз (пусть не очень отчетливо) он видел голубое небо, зелень деревьев, мелькающие здания. И с этого времени всё реже в письмах возникают описания Сочи, зримые образы города. Но, убеждая друзей из Харькова, Москвы, Ленинграда приехать в Сочи, Островский по-прежнему расхваливает наш край: «Как ни хорошо ваше Балтийское, но Черное море куда лучше. Здесь пальмы, тепло, чуть-чуть как не в тропических странах. Громадные снежные горы и такая красота, дружок! Недаром всё это тебе снится ночью».
В октябре 1929 года при поддержке друзей Островский едет в Москву. В клинике МГУ ему делают операцию, которая ничего не изменила в жизни Островского. И 2-го мая 1930 года Островский возвращается в Сочи, в дом №39 по ул. Войкова. Несмотря на страшную дороговизну, несмотря на то, что «город кишит курортниками», Островский «оспаривает абсолютное осуждение Сочи. Даже пессимисты и те признают, что Сочи – место не худое, здесь можно прекрасно отдохнуть на берегу моря («Кавказская Ривьера» – так гордо наляпано на вывеске первоклассной гостиницы в Сочи). Обидно до смерти за Сочи, главное – море и солнышко. Если люди надоели, можно удрать в укромный уголочек и лежать там сколько угодно».
Александра Жигирева, приехав в Сочи, «всё свободное время проводила с Колей. Он тогда рассказывал о своем желании написать роман: «Я вынашиваю, Шурочка, всё в голове. Меня мучит сомнение, не получится ли это моя биография». В сентябре-октябре 1930 года Николай вновь лечится на Старой Мацесте: «Целые дни на воздухе. Погода прекрасная, я греюсь на солнышке. Я глотаю воздух жадно и всегда горюю, когда меня увозят в палату. Встретился со старыми приятелями, в их кругу провожу под липами дни. Читают газеты. Загорел и поправился. Слыву за веселого парня. Ведь в сердечке бьется 26 лет, и никогда не затухнет динамо молодости и огня. Если жить, то не скрипеть». О предстоящей работе над романом «Как закалялась сталь» Островский пишет: «У меня есть план, имеющий целью наполнить жизнь мою содержанием, необходимым для оправдания самой жизни». Запись книги (вслепую, по транспаранту, и под диктовку) начнется в Москве, где Островский будет находиться с 21 октября 1930 года по 24 июня 1932 года. В 1932 году в журнале «Молодая гвардия» (№ 4 - № 8-9) печатается 1 часть романа «Как закалялась сталь», а в ноябре выходит отдельное издание книги. С 29 июня 1932 года Островский снова в Сочи. Лечится в санатории «Красная Москва» (ныне санаторий им. Мориса Тореза): «Лежу на балконе у моря, и свежий норд-ост дует в лицо. Кругом жизнь южного курорта. Знойное солнце. Веселый говор; счастливый смех женщин, а у меня крепко сжаты губы. Молчу. И от сурового парня уходят после двух-трех слов. Думают, злой. Грусть заполнила всего. Море напомнило о прошлом, о разгроме всей моей личной жизни. И
я не борюсь с грустью, она служит мне! Я пишу сейчас печальные страницы второго тома. Но у меня нет, как у моего друга, девушки, губы которой тушат боль».
Писательский дар Островского во многом был обусловлен силой и высотой его духа, энергией преодоления. И минорное настроение, неизбежное в жизни любого человека, не могло заглушить стремления к победе над «немощным телом»: «Я не имею права долго притворяться больным, как изнеженная курортная барышня. Спешу жить, то есть писать. Грусть отбросил прочь. Нельзя грустить. Люди из железобетона не могут этого делать».
«Люди из железобетона» - определение, выстраданное Островским, не придуманное им в качестве утешительной фразы, заменяющей всё богатство оттенков и полутонов настоящей жизни, стало началом творимой легенды о писателе-большевике. К её превращению в мертвую схему коммунистических прописей он не имел никакого отношения. Потому что не был фанатиком, ортодоксом, для которого верность идее была выше правды жизни, её многообразия. В романе «Как закалялась сталь» отразились как светлые, так и темные стороны коммунистического быта. «Теневые стороны» жизни нашего курортного города вызывали у Островского чувство яростного неприятия: «Вечерами на балконе тесная группа и грязные, отвратительные, как клоака, разговоры о похождениях и анекдоты. И всё это актив от торгпреда до директора ж. д. Эта грязь отравляет. Я не святой – вырос в суровой жизни, грубой, но откуда это зловоние у людей, считающих себя коммунистами? Записал эту «семейку». Буду бить ядовитым словом в «тенях» второго тома».
С 1 августа 1932 года Н.Островский живет на улице Приморской, 18: «Я живу с матушкой у самого моря. Весь день во дворе под дубами и пишу, ловя хорошие дни и порыв. Самое хорошее – это есть силы работать и голова светлая». 1 октября писатель переезжает в более просторную квартиру на улицу Ореховая, 29. Здесь работа над второй частью романа «Как закалялась сталь» стала более интенсивной и плодотворной: «Моя жизнь – это работа над второй книгой. Перешел на «ночную смену», засыпаю с рассветом. Ночью тихо, ни звука. Бегут, как в кинопленке события, и рисуются образы и картины. Павка Корчагин уже разгромил, глупый, свое чувство к Рите и, присланный на стройку дороги, ведет отчаянную борьбу за дрова, в метели, в снегу. Злобно воет остервенелый ветер, кидает в лицо комья снега, а вокруг бродит неслышным шагом банда Орлика. Вот картина стройки».
19 апреля 1933 года Островский вновь «празднует новоселье»: «Получил новую квартиру, хорошую во всех отношениях. Две комнаты – 30 квадратных метров. Солнце, сад, веранда. Напряженно работаю, написано 7 глав, осталось две. Весны ещё нет, дожди, холодно». Здесь, в доме на улице Ореховой, 47, Николай Алексеевич закончит вторую часть романа «Как закалялась сталь»; продиктует множество статей, речей, приветствий. Здесь будет начат новый роман «Рожденные бурей», написан в соавторстве с кинодраматургом М.Зацом киносценарий по роману «Как закалялась сталь». В гостях у Островского побывают писатели А.Серафимович, И.Уткин, В.Киршон, А.Афиногенов, А.Безыменский, М.Голодный, А.Корнейчук, В.Инбер. М.Светлов, М.Кольцов, Б.Корнилов. Здесь член правительства СССР Г.И.Петровский вручит Островскому высшую награду страны – орден Ленина. Этот день станет праздником для всего города. В этот день все газеты страны напечатают его слова, обращенные к другу М.Финкельштейну: «Я счастливый парень – дожить до такого времени, когда каждая минута дорога. Знать, что всё прошлое вернулось – борьба, труд, участие в стройке, радость победы, горечь поражений. Разве это не счастье?»
Хроника работы Н.Островского над вторым романом «Рожденные бурей» – полностью отразилась в его эпистолярном наследии: «Я работаю каждый день по шесть с половиной часов. Пишу с девяти до трех с половиной, затем обед, отдых, вечером читаю книги. Пишу медленно, одну печатную страницу в день»; «Я с головой ушел в новую работу. Труд – прекрасная вещь. В труде забываются все огорчения, грусть о неисполнившихся надеждах и многое другое, чему нельзя давать воли человеку нашего времени»; «Написаны две главы. Трудно работать, братишка! Нет тебя, нет огня, пишу рассудком, а не сердцем»; «Закончил третью главу и решил отдохнуть».
9 декабря 1935 года Николай Алексеевич уедет в Москву, чтобы вернуться 17 мая 1936 года уже в новый дом, построенный по решению правительства в дар писателю. Здесь Н.Островский закончит первый том романа «Рожденные бурей», проведет множество встреч, бесед, обсуждений; даст интервью корреспондентам газет «Правда», «Комсомольская правда», английской «Ньюс-Кроникл».
Душевный настрой, царивший в новом (собственном!) доме, точно передает письмо, адресованное члену правительства Г.И.Петровскому: «Целые дни провожу на открытом балконе. Свежий ветер с моря, теплый, ласковый. Хорошо здесь, на новом месте. Даже соловей по утрам заливается: устраивается на сосне близ моего окна и заставляет меня слушать себя. Только поет уж очень рано – в пять часов, когда мне спать надо».
Лауреат Нобелевской премии, классик французской литературы А.Жид, посетивший Н.Островского 8 августа 1936 года, писал: «Если бы мы были не в СССР, я бы сказал: «Это святой...». Лишенная контакта с внешним миром, приземленности, душа Островского развилась ввысь». С этим взглядом «со стороны» перекликаются слова самого Островского: «У меня мало приятных новостей. Хорошо, что они возмещаются во сто крат духовными приобретениями, которые дает мне творческая жизнь, так что я всегда оказываюсь не в обиде. Жизнь бессильна меня ограбить».
В июне 1928 года пароходом из Новороссийска Николай Алексеевич Островский впервые приезжает в Сочи. Позади тяжелое ранение в гражданскую войну, строительство узкоколейки, тиф, простуда и как следствие тяжелейшее заболевание (прогрессирующий анкилозирующий полиартрит). Самостоятельно будущий писатель уже не передвигается (даже на костылях), и с парохода его «высаживают» на носилках. У него курортные марки первой категории (белого цвета) с пометкой «Санаторий Старая Мацеста», рассчитанные на полтора месяца лечения. Письма к родным полны радостных надежд: «Санаторий высоко на горе, кругом лес, пальмы, цветы. Красиво, покарай меня господь! Ванны в 200 шагах внизу! Возят на линейке с горы вниз. Но какие спецы санитары! Ни толчка, ни удара! Среди нянь и санитаров есть уже друзья. <...>. Ну, нет ни одной неудачи! Вот где я отдохну». Через четыре года, диктуя секретарю вторую часть романа «Как закалялась сталь», Н.Островский не забудет первых ярких впечатлений пребывания в городе: «Санаторий №5 на Старой Мацесте. Трехэтажное каменное здание на вырубленной в скале площадке. Кругом лес, зигзагом бежит вниз подъездная дорога. Окна комнат открыты. Ветерок доносит снизу запах серных источников».
«Красота необычайная», а самое главное – успешное лечение мацестой (теперь он может по четыре часа в день сидеть) побудили Островского продлить
пребывание в Сочи. 29 октября 1928 года пишет ленинградской знакомой А.Жигиревой: «Уже три дня живем по-буржуйски – большая, полная солнца комната – 3 окна, электричество и даже… водопровод (качать его надо только самим). Вот где я дышу полной грудью и любуюсь на солнышко, которого не видал 26 дней. Этот погреб, где я жил, так меня угнетал и физически, и морально. Я остаюсь здесь на зиму».7 января 1929 года Островский переезжает на улицу Войкова, 39. В течение этого года катастрофически ухудшается зрение (последствие ранения в голову 1920 года). Связь с миром – через наушники радиоприемника, через друзей. Об одном из них в романе «Как закалялась сталь» Островский напишет: «Вечером второго дня к Павлу пришел Лев [Берсенев]. Расстались они в полночь. Уходил Лев от нового приятеля с таким чувством, будто встретил брата, потерянного много лет назад. Утром по крыше лазили люди, укрепляли радиомачту, а Лев монтажничал в квартире, рассказывая интереснейшие эпизоды своего прошлого. Павел его не видел, но по рассказам Таи знал, что Лев блондин со светлыми глазами, стройный, порывистый в движениях. В сумерки зажглись в комнате три «микро». Лев торжественно подал Павлу наушники. В эфире царил хаос звуков. Птичками чирикали портовые «морзянки», где-то (видно, близко на море) полосовал пароходный «искровик». В этом ворохе шумов и звуков катушка вариометра нашла и примчала спокойный и уверенный голос: «Слушайте, слушайте, говорит Москва!». Маленький аппарат ловил на свою антенну шестьдесят станций мира. Жизнь, от которой Павел был отброшен, врывалась сквозь стальную мембрану, и он ощутил её могучее дыхание».
Друзья читают книги, пишут под диктовку, хлопочут о пенсии, дальнейшем лечении. Островский сознает всю «жуть и неизбежность» будущих месяцев, но «в его вконец разбитом теле живет здоровая душа, полная сумасшедших идей, полная энергии, дышащая здоровым юмором и юношеским задором».
В июне-июле 1929-го Островский снова лечится на Старой Мацесте, снова санаторий №5. Друзья выхлопотали для переезда открытую машину. Встречный ветер трепал его каштановые волосы, в последний раз (пусть не очень отчетливо) он видел голубое небо, зелень деревьев, мелькающие здания. И с этого времени всё реже в письмах возникают описания Сочи, зримые образы города. Но, убеждая друзей из Харькова, Москвы, Ленинграда приехать в Сочи, Островский по-прежнему расхваливает наш край: «Как ни хорошо ваше Балтийское, но Черное море куда лучше. Здесь пальмы, тепло, чуть-чуть как не в тропических странах. Громадные снежные горы и такая красота, дружок! Недаром всё это тебе снится ночью».
В октябре 1929 года при поддержке друзей Островский едет в Москву. В клинике МГУ ему делают операцию, которая ничего не изменила в жизни Островского. И 2-го мая 1930 года Островский возвращается в Сочи, в дом №39 по ул. Войкова. Несмотря на страшную дороговизну, несмотря на то, что «город кишит курортниками», Островский «оспаривает абсолютное осуждение Сочи. Даже пессимисты и те признают, что Сочи – место не худое, здесь можно прекрасно отдохнуть на берегу моря («Кавказская Ривьера» – так гордо наляпано на вывеске первоклассной гостиницы в Сочи). Обидно до смерти за Сочи, главное – море и солнышко. Если люди надоели, можно удрать в укромный уголочек и лежать там сколько угодно».
Александра Жигирева, приехав в Сочи, «всё свободное время проводила с Колей. Он тогда рассказывал о своем желании написать роман: «Я вынашиваю, Шурочка, всё в голове. Меня мучит сомнение, не получится ли это моя биография». В сентябре-октябре 1930 года Николай вновь лечится на Старой Мацесте: «Целые дни на воздухе. Погода прекрасная, я греюсь на солнышке. Я глотаю воздух жадно и всегда горюю, когда меня увозят в палату. Встретился со старыми приятелями, в их кругу провожу под липами дни. Читают газеты. Загорел и поправился. Слыву за веселого парня. Ведь в сердечке бьется 26 лет, и никогда не затухнет динамо молодости и огня. Если жить, то не скрипеть». О предстоящей работе над романом «Как закалялась сталь» Островский пишет: «У меня есть план, имеющий целью наполнить жизнь мою содержанием, необходимым для оправдания самой жизни». Запись книги (вслепую, по транспаранту, и под диктовку) начнется в Москве, где Островский будет находиться с 21 октября 1930 года по 24 июня 1932 года. В 1932 году в журнале «Молодая гвардия» (№ 4 - № 8-9) печатается 1 часть романа «Как закалялась сталь», а в ноябре выходит отдельное издание книги. С 29 июня 1932 года Островский снова в Сочи. Лечится в санатории «Красная Москва» (ныне санаторий им. Мориса Тореза): «Лежу на балконе у моря, и свежий норд-ост дует в лицо. Кругом жизнь южного курорта. Знойное солнце. Веселый говор; счастливый смех женщин, а у меня крепко сжаты губы. Молчу. И от сурового парня уходят после двух-трех слов. Думают, злой. Грусть заполнила всего. Море напомнило о прошлом, о разгроме всей моей личной жизни. И
я не борюсь с грустью, она служит мне! Я пишу сейчас печальные страницы второго тома. Но у меня нет, как у моего друга, девушки, губы которой тушат боль».
Писательский дар Островского во многом был обусловлен силой и высотой его духа, энергией преодоления. И минорное настроение, неизбежное в жизни любого человека, не могло заглушить стремления к победе над «немощным телом»: «Я не имею права долго притворяться больным, как изнеженная курортная барышня. Спешу жить, то есть писать. Грусть отбросил прочь. Нельзя грустить. Люди из железобетона не могут этого делать».
«Люди из железобетона» - определение, выстраданное Островским, не придуманное им в качестве утешительной фразы, заменяющей всё богатство оттенков и полутонов настоящей жизни, стало началом творимой легенды о писателе-большевике. К её превращению в мертвую схему коммунистических прописей он не имел никакого отношения. Потому что не был фанатиком, ортодоксом, для которого верность идее была выше правды жизни, её многообразия. В романе «Как закалялась сталь» отразились как светлые, так и темные стороны коммунистического быта. «Теневые стороны» жизни нашего курортного города вызывали у Островского чувство яростного неприятия: «Вечерами на балконе тесная группа и грязные, отвратительные, как клоака, разговоры о похождениях и анекдоты. И всё это актив от торгпреда до директора ж. д. Эта грязь отравляет. Я не святой – вырос в суровой жизни, грубой, но откуда это зловоние у людей, считающих себя коммунистами? Записал эту «семейку». Буду бить ядовитым словом в «тенях» второго тома».
С 1 августа 1932 года Н.Островский живет на улице Приморской, 18: «Я живу с матушкой у самого моря. Весь день во дворе под дубами и пишу, ловя хорошие дни и порыв. Самое хорошее – это есть силы работать и голова светлая». 1 октября писатель переезжает в более просторную квартиру на улицу Ореховая, 29. Здесь работа над второй частью романа «Как закалялась сталь» стала более интенсивной и плодотворной: «Моя жизнь – это работа над второй книгой. Перешел на «ночную смену», засыпаю с рассветом. Ночью тихо, ни звука. Бегут, как в кинопленке события, и рисуются образы и картины. Павка Корчагин уже разгромил, глупый, свое чувство к Рите и, присланный на стройку дороги, ведет отчаянную борьбу за дрова, в метели, в снегу. Злобно воет остервенелый ветер, кидает в лицо комья снега, а вокруг бродит неслышным шагом банда Орлика. Вот картина стройки».
19 апреля 1933 года Островский вновь «празднует новоселье»: «Получил новую квартиру, хорошую во всех отношениях. Две комнаты – 30 квадратных метров. Солнце, сад, веранда. Напряженно работаю, написано 7 глав, осталось две. Весны ещё нет, дожди, холодно». Здесь, в доме на улице Ореховой, 47, Николай Алексеевич закончит вторую часть романа «Как закалялась сталь»; продиктует множество статей, речей, приветствий. Здесь будет начат новый роман «Рожденные бурей», написан в соавторстве с кинодраматургом М.Зацом киносценарий по роману «Как закалялась сталь». В гостях у Островского побывают писатели А.Серафимович, И.Уткин, В.Киршон, А.Афиногенов, А.Безыменский, М.Голодный, А.Корнейчук, В.Инбер. М.Светлов, М.Кольцов, Б.Корнилов. Здесь член правительства СССР Г.И.Петровский вручит Островскому высшую награду страны – орден Ленина. Этот день станет праздником для всего города. В этот день все газеты страны напечатают его слова, обращенные к другу М.Финкельштейну: «Я счастливый парень – дожить до такого времени, когда каждая минута дорога. Знать, что всё прошлое вернулось – борьба, труд, участие в стройке, радость победы, горечь поражений. Разве это не счастье?»
Хроника работы Н.Островского над вторым романом «Рожденные бурей» – полностью отразилась в его эпистолярном наследии: «Я работаю каждый день по шесть с половиной часов. Пишу с девяти до трех с половиной, затем обед, отдых, вечером читаю книги. Пишу медленно, одну печатную страницу в день»; «Я с головой ушел в новую работу. Труд – прекрасная вещь. В труде забываются все огорчения, грусть о неисполнившихся надеждах и многое другое, чему нельзя давать воли человеку нашего времени»; «Написаны две главы. Трудно работать, братишка! Нет тебя, нет огня, пишу рассудком, а не сердцем»; «Закончил третью главу и решил отдохнуть».
9 декабря 1935 года Николай Алексеевич уедет в Москву, чтобы вернуться 17 мая 1936 года уже в новый дом, построенный по решению правительства в дар писателю. Здесь Н.Островский закончит первый том романа «Рожденные бурей», проведет множество встреч, бесед, обсуждений; даст интервью корреспондентам газет «Правда», «Комсомольская правда», английской «Ньюс-Кроникл».
Душевный настрой, царивший в новом (собственном!) доме, точно передает письмо, адресованное члену правительства Г.И.Петровскому: «Целые дни провожу на открытом балконе. Свежий ветер с моря, теплый, ласковый. Хорошо здесь, на новом месте. Даже соловей по утрам заливается: устраивается на сосне близ моего окна и заставляет меня слушать себя. Только поет уж очень рано – в пять часов, когда мне спать надо».
Лауреат Нобелевской премии, классик французской литературы А.Жид, посетивший Н.Островского 8 августа 1936 года, писал: «Если бы мы были не в СССР, я бы сказал: «Это святой...». Лишенная контакта с внешним миром, приземленности, душа Островского развилась ввысь». С этим взглядом «со стороны» перекликаются слова самого Островского: «У меня мало приятных новостей. Хорошо, что они возмещаются во сто крат духовными приобретениями, которые дает мне творческая жизнь, так что я всегда оказываюсь не в обиде. Жизнь бессильна меня ограбить».
Ольга МАТВИЕНКО,
заведующий научно-экспозиционным отделом музея Н.Островского
Язмага реакция белдерегез
Вход на сайт
РЕКОМЕНДУЕМ
Комментарийлар